Posted 21 сентября 2017,, 12:35

Published 21 сентября 2017,, 12:35

Modified 12 ноября 2022,, 07:53

Updated 12 ноября 2022,, 07:53

Константин Гнетнев: «Журналист – профессия общественная, и он много чего должен. В первую очередь любить людей»

21 сентября 2017, 12:35
Константин Гнетнев: «Журналист – профессия общественная, и он много чего должен. В первую очередь любить людей»
Сюжет
Статьи

Не каждый день появляется возможность лично пообщаться с писателем-документалистом, очеркистом, профессиональным журналистом, послушать его захватывающие истории из жизни. Поэтому когда мне предложили встретиться с Константином Гнетневым и составить интервью к его 70-летнему юбилею, я с радостью согласилась.

О встрече мы договорились быстро и вот уже сидим за одним столом на кухне и обсуждаем… диктофоны. Куда же без этого рабочего инструмента! Константин Васильевич за свою профессиональную деятельность, которая началась у него в 23 года, записал на них сотни интервью.

- У меня все поколения диктофонов есть. Они все рабочие, - показывает он качественную технику.

«Подозрительная» заметка

Когда Константин Гнетнев написал одну из своих первых заметок в «Беломорскую трибуну» редактор не поверил, что этот молодой человек, который только вернулся из армии и трудится электромонтёром на Беломорско-Балтийском канале, и есть автор. К тому же, районные газетчики обычно знают всех, кто что-то пишет. Заметку долго не публиковали, проверяли на плагиат. А потом Константина пригласили на работу.

Через восемь лет, уже известного в республике журналиста, победителя конкурса Союза журналистов Карелии «Очеркист года», пригласили собственным корреспондентом в молодёжную газету «Комсомолец» по северным районам Карелии. В 1983 году Константина Гнетнева перевели в Олонец. Он стал редактором районной газеты «Олонецкая правда». Это был редкий в советское время случай, когда газету возглавил журналист без высшего образования. Диплом Ленинградского университета он получил уже будучи редактором. А в 1987 году Народный писатель Карелии, главный редактор журнала «Север» Дмитрий Яковлевич Гусаров пригласил К. В. Гнетнева на работу в журнал, где он работал и литсотрудником отдела прозы, и заведующим отделом, и заместителем главного редактора журнала.

- Меня никто никогда в жизни с работы не увольнял, я всегда увольнялся сам, когда почему-то становилось скучновато, и начиналась заурядная подёнщина. А просился на работу только один раз, в самый первый, учеником слесаря в ЦРММ, на строительстве Выгостровской и Беломорской ГЭС. Тогда мне ещё не исполнилось 16 лет. Потом меня на работу только приглашали, - рассказывает Константин Гнетнев. И продолжает:

- Журналист профессия публичная. Он весь как на ладони. И не разговаривать нужно с ним, а читать. Прочитал текст, и всё с ним ясно. Текст выдаёт человека: любит ли он людей и свою работу, знает ли, о чём пишет, или просто болтает.

О настоящей журналистике

- Журналистика начинается с интереса, - убеждён Константин Гнетнев, - Если самому неинтересно – то интересно не напишешь. Поэтому журналист, который сидит и ждёт, когда редактор даст задание, а ему всё равно, куда его отправят, никогда ничего не добьётся в профессии. Надо самому искать, о чём писать. В советской журналистике всегда были журналисты, специализирующиеся на определённых темах. Это было хорошим тоном. Я прожил до 30 лет, имея в домашнем хозяйстве корову, телят и прочие деревенские «радости», которыми занималась мама. Но я знал, что такое сенокосы, откуда берётся молоко и сметана и как пахнет навоз. Поэтому много писал про сельское хозяйство и про личное подсобное хозяйство с их многочисленными проблемами, знал строительство, Поморье и Белое море, целые циклы статей и очерков публиковал на эти темы… Мне это было очень интересно. И со мной на равных общались известные профессионалы. А сейчас нет специалистов в журналистике. Скажите, кто сейчас пишет про театр профессионально? Никто. Раньше выпускники журфаков говорили: «Чего это я пойду на ферму навоз топтать, я лучше напишу о театре». А многие ли смогли о театре? Единицы. Потому что и о театре писать сложно. Знать нужно много.

Сейчас журналистика другая. Куда сейчас деть, к примеру, очерки? В 1998 году, когда ушёл из редакторов, я договорился, что буду сдавать очерк в каждый субботний номер. Брал деньги на бензин в бухгалтерии, искал на карте интересное место, например, неизвестную Медную Карёшку под Сегежей, либо Сегозерскую плотину, либо Онду, ехал туда, и получался очерк. И так с мая по сентябрь. Сейчас это, наверно, невозможно: очерк требует много места. Сейчас всё коротко. Журналистика стала блогерством, комментированием, способом выразить прежде всего собственное мнение. Но ведь право на собственное мнение не выдаётся вместе с редакционным удостоверением, его нужно заслужить. Нынешняя журналистика переживает сложное положение, она ищет себе место в обществе, а это очень непросто. Мне кажется, сейчас журналист должен в чем-то специализироваться очень узко, стать настоящим экспертом, тогда его мнение будет кому-то интересно и значимо.

Журналист должен, как это очень хорошо давно и не мной сказано, знать немного обо всём и всё о немногом. Без этого нельзя. Когда он приходит в любую профессиональную среду и первый вопрос задаёт глупый, всё - с ним перестают общаться всерьёз. Он становится неинтересен.

Я однажды делал интервью с директором Института экономики КНЦ РАН, и когда мы попрощались, он спросил: «Извините, а вы кто по образованию?» Я говорю: «Журналист». «Да? Я думал, экономист». За время моей работы журналистом меня часто путали то с биологом, - я несколько лет подряд был участником научно-практических конференции по Белому морю, которые проводил Зоологический институт РАН, то экономистом, то с финансистом, подозревая у меня профильное образование.

И ещё. Журналист – профессия общественная, и ему много чего нужно, и в первую очередь любить людей, чего в нынешней профессии особо не отмечаю. Нынешняя журналистика их часто обижает, говорит свысока. Зато хорошо пишут о себе. Старая школа советской журналистики не позволяла якать. За это били по рукам. Ведь почему охотно идут в журналистику? Быстро можно сделать себя популярным. У нас много очень заслуженных людей, к примеру, архитекторов, проектировщиков и строителей, -- целые династии, которые построили полгорода, кто их знает? А журналист – сегодня написал, завтра напечатали и тебя все знают.

Сейчас СМИ идут на поводу самого мелкотравчатого, невзыскательного читателя. Каждую неделю появляется информация: то собутыльник другого пьянчужку зарезал, то баня сгорела. И что с того? В чём смысл этих публикаций? Что пьяницы друг друга режут и бани горят? Да, это охотно читают. Но ведь в результате получается, что невзыскательный читатель формирует от имени общества социальный заказ для прессы. Не пресса поднимает, вытягивает читателя из его обыденной бытовщины, а читатель опускает в неё прессу. Об этом, правда, применительно к литературе, хорошо писал какой-то французский романист. Один человек едет по дороге и видит лужу, а другой видит в луже небо. Журналист должен видеть небо.

«Научить писать нельзя»

- Правильно говорят, что научить писать нельзя. Можно только научиться.

Была такая в 20-е годы семья Аграновских. Папа – юрист. У него было два сына: Анатолий и Валерий. Все они стали журналистами, но папа им сказал, что журналистике учиться не надо. Они оба закончили юрфаки, один работал в «Комсомольской правде», второй в «Известиях». Писали блестящие очерки. Журналистике не учились, но у них было хорошее образование, база, на которой они строили профессию.

Мне кажется, хороший способ учиться - это выбрать для себя какого-то известного журналиста, писателя - того, чьё творчество ложится тебе на душу, и буквально исследовать, как он работает, разобрать его текст «до болтика»: как первые фразы переходят в повествование и каковы они – эти первые фразы, часто очень важные для того, чтобы у читателя возник интерес читать дальше, с помощью каких изобразительных средств рисует портрет героя и встраивает биографические сведения, как правило, самые скучные. Я учился у Василия Пескова, знал его очерки чуть ли не наизусть; были и другие знаменитые в своё время журналисты - Юрий Черниченко. Лосото, Нина Александрова, Евгений Богат, Анатолий Рубинов… Журналист должен много читать. Чем больше читает, тем лучше пишет – это общеизвестно.

Продажные журналисты были всегда

- После 90-го года, с появлением вседозволенности и настоящей вакханалии в прессе, в Союзе журналистов предпринимались попытки разработать этический кодекс. У меня даже есть проект. Их было несколько. Но не помню, чтобы он стал документом. Работа было попросту заболтана. В Санкт-Петербурге работает мой знакомый, отличный писатель Николай Михайлович Коняев. Однажды он написал, что определять достоинство человека нужно не по тому, что он может. Он может всё. Может нежно любить жену и детей, быть приятным коллегой, и при этом задавить во дворе автомобилем старушку и не вызывать «скорую», а спрятаться, уехать. Человека надо определять по тому, что он не может. Он не может предать, публично врать, не может за деньги писать гадости о людях и подличать. Вот по этому надо определять человека. А журналиста тем более.

«Мама умерла прямо на работе»

До Константина, журналистов в семье Гнетневых не было. Родители, как и половина работников канала, оказались в посёлке при шлюзе № 17 Беломорско-Балтийского канала не по своей воле. Отец был раскулачен вместе с дедом и репрессирован сюда. Семь лет он работал на канале, пока не началась Великая Отечественная война. В 1942 году из Коми, куда отправляли в эвакуацию заключённых и кулаков, его мобилизовали на Волховский фронт вместе с сотнями тысяч других солдат снимать блокаду с Ленинграда.

- Там его дважды ранили, и он стал инвалидом второй группы, - рассказывает Константин Гнетнев, - И он уехал обратно в Коми, там познакомился с моей мамой, донской казачкой, которая тоже была раскулачена, они поженились, родили меня и приехали обратно в Карелию, на канал. Подо Мгой осколком снаряда отцу отрезало локоть на правой руке. Рука висела на сухожилиях и на коже, и он не мог работать в лесу. Они до смерти прожили в 17 шлюзе и работали на канале. Мама прямо на работе упала и умерла в 1982 году, отец в 70-м году умер, у него был и туберкулёз, и язва. Я его уже на 13 лет пережил. Семья у нас большая – четыре брата и сестра.

Прожив 25 лет на Беломорско-Балтийском канале, Константин не мог не написать об этом. Судьбам людей, которые трудились на канале, он посвятил несколько книг. Последняя вышла всего пару дней назад.

- В советское время канал всегда был окутанный некоторой тайной. Совершенно закрытая территория с вооруженной охраной, неясная история со строителями-заключёнными и прочее. Об этом раньше нельзя было писать. Я жил в этой среде. Помню руины лагерных бараков, которые мы разбирали на дрова, много колёс от тачек, остатки инструмента. На том месте, где я жил, всего за 15 лет до моего появления был большой лагерь. И мне это было очень интересно. И я сидел в архивах, когда их открыли для всех, людей выспрашивал, общался с детьми и внуками заключённых. Это ведь тоже наша история, как бы мы к ней не относились. И это – наше, к сожалению.

«Прожить от литературы невозможно»

Константин Васильевич выпустил 14 книг. Его документалистика не раз отмечалась премиями и наградами. Если коротко – каждая книга. Например, книга «Тайны лесной войны» была награждена Премией Республики Карелия в области культуры, искусства и литературы и победила на Всероссийском литературном конкурсе «Бородино»; книга «Канал» отмечена почетным званием «Лауреат Республики Карелия» 2003 года, книга «Беломорканал: времена и судьбы» отмечена второй республиканской премией в области литературы, победила в республиканском конкурсе «Книга года» и отмечена специальным дипломом Ассоциации книготорговцев Карелии. К тому же она вошла в шорт-лист престижной литературной Бунинской премии 2009 года в номинации «публицистика».

Но всерьёз книги писать начал Константин Васильевич только когда вышел на пенсию – в 2002 году.

- Много раз меня спрашивали - можно ли прожить от литературы? Нет. Когда я вышел на пенсию, я сразу перестал работать за зарплату. Эти 15 лет живу только на пенсию. А если нет пенсии, за счёт чего будешь жить? За счёт жены?

В России есть десяток-два писателей, которые живут за счёт литературы. Премии литературные, которые я получал, ушли все на издание следующих книг. Ведь приходится искать деньги, чтобы выпустить книгу -государство в этом помощник либо никакой, либо ненадёжный. Последняя книжка вышла с помощью спонсора, которого, к слову, я в глаза никогда не видел. Просто позвонил незнакомый человек и сказал: «Я слышал, у вас есть книга о ББК, которую не на что издать? Сколько она может стоить?» Я спросил: «А вы можете помочь?» «Почему бы и нет, -- ответил незнакомец. – Позвоните по этому телефону и встретитесь с человеком, который ответит. Деньги будут у него». А мы сетуем иногда, что в России исчезли настоящие благотворители. Но при этом я не могу сказать спонсору: дай мне денег ещё и на гонорар. У меня просто язык не повернётся.

О цензуре

- Меня однажды в школе старшеклассник спросил, хорошо или плохо, что не стало цензуры? Я ответил: «А как сам думаешь? Раньше были какие-то дяди и тёти, которые сидели в кабинетах и решали, что тебе читать. И ничего без их разрешения нельзя было напечатать, даже этикетку на консервную банку. Я работал в этих условиях. В типографии была комнатка, где сидел цензор. И без его фиолетовой печати никто в печатную машину ничего не заправит. А сейчас ты сам должен решать. Если ты хочешь узнать, что Сталин был злодей мирового уровня и вообще кровопийца, у которого руки по локоть в крови, пожалуйста, найдёшь целую серию книг, где об этом будут написано. Если ты хочешь узнать, что Сталин это главнокомандующим самой сильной армии мира, который спас страну во время Великой Отечественной войны, который вытащил её из тяжtлейших условий 20-х годов и послевоенной разрухи, сделав великой державой, ты найдёшь такие книги. Сейчас нужно решать самому, а для этого читать и думать, думать и читать.

Мы отвыкли, отучены большевиками за время правления советской власти самостоятельно думать, заботиться о себе. Нам всё хочется, чтобы кто-то за нас всё сделал. Социальное иждивенчество -- один из минусов советского строя.

О современной литературе

- Я думаю, что в современной литературе в Карелии и в России полный порядок. Зря говорят, что что-то с ней случилось, ничего не случилось. Литература в Карелии очень хорошая - есть хорошая проза, документальные вещи, краеведение очень сильное.

Другое дело, что с распадом СССР разрушились и система поддержки писательства, и система государственных издательств, социального заказа, и система распространения. Сейчас я свои книги продаю через кустарную сеть распространения. Я сам её создал, с помощью хороших знакомых и друзей-товарищей, которые ко мне хорошо относятся. С книжными магазинами мы ведь связываемся больше от нужды; мало того, что там большие наценки, так ведь и деньги от проданных книг часто от них не получишь. Торговцы меня уже столько раз обманывали, что со счёта сбился.

Сейчас говорят – мало читают, страна стремительно опошляется и глупеет. По мне так всё встаёт на место. Просто чтение превращается в то, чем оно было до большевиков – в элитарное занятие. Раньше в России для собирания хороших библиотек, чтения, обмена мнениями, литературных салонов нужно было время и средства. И сейчас тоже приходит к тому. Знаю многих вовсе небогатых людей, которые и читают помногу, и библиотеки собирают, не жалея больших денег на нужные книги. А вот массовое чтение да, уходит. Потому ещё, что чтение – это труд, тяжёлый и добровольный. Печалиться ли этому поводу, я не знаю. Мои книги расходятся, у меня нет проблем с этим. Некоторые книги расходятся за год. Моя книга о Беломорканале 2008 года продаётся в интернете за 15 тысяч рублей. Значит, её кто-то покупает.

О молодёжи

- Если я скажу, что мне молодежь не нравится, что я нового скажу? Все поколения стариков говорят одно и то же. Расскажу один случай. Однажды я поздно возвращался на последнем троллейбусе. И вдруг на одной остановке зашли молодые ребята, видно, старшеклассники. Их было человек десять. А я смотрю на них и думаю, что-то в них не так. А потом понял - они все какие-то женоподобные, ну, не мужики, что ли. В каких-то странных штанах и причёсках, неудобной одежде, гладенькие такие, тихие. Подумал, что настоящие мужчины из них не вырастут. Помню, меня это потрясло. Ребята становятся какими-то тепличными. Наверно от хорошей жизни. Сладкое едят и мягко спят. И кажется, именно поэтому в том числе девочки начинают брать на себя несвойственную им роль - агрессивные, изображают из себя пацанов, курят, пьют, матерятся. Девочек мне откровенно жаль, они сами портят своё будущее.

Про детское чтение

- Когда вышла книга о партизанской войне, меня пригласили в школу. И до сих пор приглашают. Я, конечно, рассказываю, понимая при этом, что девочкам может быть неинтересно слушать про войну, лес, оружие, засады. И я стал выходить из этого положения таким образом - начал читать воспоминания медсестры. Она была на 2-3 года старше этих школьниц. Провёл два урока, перехожу в другой класс, а на пороге меня встречает девочка с моей книжкой в руках. И говорит: «Я вашу книгу прочитала, но пока не начался урок, хочу задать несколько вопросов».

Я с ней начинаю разговаривать и вижу, что она книгу-то по-настоящему прочитала. И я перестал говорить, что девочкам это неинтересно. Нам никогда не угадать своего читателя.

О весёлом

Однажды у меня была неудачная командировка. Мне позвонили и сказали, что надо съездить за статьёй для газеты в отдалённый рабочий посёлок у границы Беломорского района. Поезд туда ходит утром и поздно ночью. Я утром уехал, быстро сделал дела и подумал, дай-ка схожу до ближайшего села, найду председателя колхоза, сделаю ещё материал. Времени у меня полно. А идти по шпалам всего с десяток километров.

Купил в дорогу пряников и сгущёнки. Пока шёл, пряники съел, а открыть банку нечем. Нашёл какой-то костыль ржавый, которым рельсы прибивают к шпалам, пробил банку. Хоть я по жизни всегда был сладкоежкой, моих сил хватило только на половину банки. Но куда её, открытую, денешь? В кофр с фотоаппаратами нельзя, перевернется и зальёт всё. Пришлось допивать. И запить нечем, болото кругом. Представляете обед – полкило пряников под банку сгущенного молока?

Уже к вечеру прихожу в село. Идти нормально разучился, семеню в размере шпал. Председатель живёт за два километра от станции. Подхожу и вижу, что дом светится огнями, как новогодняя ёлка. Оказывается в доме в самом разгаре праздник, и ничего мне тут ни от кого не добиться. На станции дежурный говорит: «Пассажирский тебе, парень, долго ждать, сейчас товарный пойдёт, заскакивай на него, да поезжай». Смотрю, стоит эшелон из вагонов из-под угля. Заскакиваю и счастливый поехал. Поезд набирает скорость. В вагоне начинается завихрение воздуха. Угольная пыль глаза залепляет – ничего не видать, дышать невозможно. Забрался по лесенке так, чтобы голова торчала над вагоном, и так висел на руках три с лишним часа.

Но самое смешное дальше. Поезд на моём полустанке не останавливался, пришлось прыгать. Ночь, топаю домой пять километров. Устал, как не знаю кто. Прихожу, а дверь заперта. Жена была беременна, ей показалось страшно одной, и она уехала ночевать к моей матери на шлюз. То есть, мне нужно разворачиваться и ещё отмотать два километра… А редактор велел передать в редакцию готовую статью сразу после обеда...

О грустном

Я жалею о том, что несколько раз из-за лености не поехал туда, куда было надо. «Ладно, - думал, - потом съезжу, и всё такое прочее». У меня был хороший товарищ, журналист Валя Смирнов, он работал в «Ленинской правде» и был очень болен. В 80 км от Беломорска работала научная экспедиция ПИНРО, изучала водоросли Белого моря. Результаты экспедиции были очень важны, их ждали. Мне съездить туда ничего не стоило, никакого труда - молодой и здоровый. Но не поехал. Лень. А Валя меня звал, звал, а потом поехал один. После этой командировки он тяжело заболел, попал в больницу, но написал обо всём, что увидел, и написал честно и жёстко. Хотя заплатил за это годами своей жизни. А мне до сих пор стыдно. Это профессиональная слабость - лень. А больше мне не о чем жалеть. В профессиональной деятельности я всегда делал то, что хотел.

О планах

Пока я общалась с Константином Гнетневым, солнце уже склонялось к закату. Мы разговаривали три часа, я никак не могла остановиться в расспросах о его жизни.

Он показал мне свою новую книгу «Беломорканал 1933-2017. Годы. События. Люди»» и рассказал, что на этом он заканчивает занятия документалистикой. «Документалистика – тяжёлая, утомительная работа. Я больше не хочу» - рассказал писатель. И, тем не менее, он тут же признался, что ещё хочет написать о матери, на родине которой у реки Бузулук недавно побывал, и о знакомой разведчице, что ушла недавно и оставила рассказы о своих погибших товарищах. И об этом невозможно не написать.

Наше издание поздравляет Константина Гнетнева с юбилеем. Мы желаем ему здоровья, чтобы была возможность пользоваться всеми благами жизни и неиссякаемой энергии, чтобы он и дальше занимался тем, что ему по душе!

"